Главная » Сценарии » Культурный суверенитет. Культурный суверенитет определение. Конституционное ограничение суверенитета россии. Влияние технологий на информационный суверенитет

Культурный суверенитет. Культурный суверенитет определение. Конституционное ограничение суверенитета россии. Влияние технологий на информационный суверенитет

Сергей Черняховский

Культура, история, историческая память - это всегда пространство информационной и смысловой конкуренции национально-государственных, социально-экономических и социально-политических систем. Пространство борьбы за сохранение историко-идентификационного, политико-экономического и культурного суверенитета.

В этом отношении главой задачей государственной политики в сфере культуры и искусства является сохранение и защита культурного суверенитета страны.

Культурный суверенитет страны включает в себя:

· право страны и ее народа руководствоваться теми образцами, ценностями и нормами поведения, которые выработаны в ходе их истории, признаются и принимаются ее народом. Принятие или непринятие народом тех или иных образцов, норм и ценностей важнее признания или непризнания их внешними для данной страны субъектами;

· право страны и ее народа противодействовать распространению информационной продукции, угрожающей историко-культурной самоидентификации общества, значимым для него образцам поведения, ценностям, этическим, эстетическим и бытовым нормам;

· право народа и граждан, право и обязанность государства не допускать использования сферы культуры для нанесения ущерба национальному государственно-политическому суверенитету и территориальной целостности страны.

В современных условиях культурный суверенитет страны сталкивается как с объективными, так и с субъективными угрозами.

К числу первых относятся: распространение поведенческих образцов "общества потребления", утверждающие в качестве главной ценности существования человека его растущее потребление; "массовая культура", сводящая высокие культурные образцы к их примитивному восприятию; квазицивилизация "постмодерна", отрицающего единство законов мира, объективность истины, этических и эстетических категорий и утверждающего моральный и ценностный релятивизм.

В совокупности они угрожают ценностным основаниям культуры России, отечественной ментальности, равно как и основным ценностям классической мировой и европейской цивилизации.

К числу субъективных угроз относится информационная агрессия геополитических конкурентов России, направленная как на разрушение отечественной историко-культурной и государственно-политической самоидентификации, так и на использование культуры для дискредитации и разрушения уже и политического суверенитета России.

Эти угрозы должны быть устранены, а информационная агрессия отражена.

Основой противодействия угрозам культурному суверенитету страны является создание "массовой культуры высоких образцов": основанное на целенаправленной государственной поддержке устранение разрыва между высшими достижениями культуры и повседневной жизнью масс путем поднятия последних до уровня высоких достижений культуры.

Одной из центральных задач в этом направлении является устранение данного разрыва в его следующих срезах: по региональному признаку; по социальному признаку; по профессиональной принадлежности учебного заведения.

Создание системы защиты культурного суверенитета страны включает в себя следующие основные моменты:

· признание факта этой агрессии и угрозы культурному суверенитету страны;

· создание системы отслеживания и анализа распространения волн этой агрессии и ее основных направлений;

· устранение разрыва между повседневным уровнем бытовой культуры и имеющимся в стране культурным потенциалом, соединение повседневной жизни человека с ресурсами национальной культуры;

· осуществление своего рода "второй культурной революции" - культурного ликбеза в стране. Информационная агрессия апеллирует к примитивному восприятию, повторяемости ярких, но упрощенных культурных образцов - и оказывается бессильна там, где ей противостоят укоренившаяся в традиции национальная культура и высокие образцы искусства, обращающиеся к сущностным началам в человеке;

· деунификация системы образования в гуманитарной и творческой сферах, подготовка кадров высшей квалификации в области культуры и искусства, несущих начало увлекающего людей творческого горения и хорошего вкуса, способных сделать доступными и воспринимаемыми высокие образцы искусства;

· обеспечение повседневной доступности ресурсов культуры для каждого человека.

И главное - всю сферу культуры и все культурную жизнь общества необходимо насытить пониманием может быть главного тезиса: человек тем отличается от животного, что имеет в себе смыслы и ценности большие, чем его собственно физиологическое существование.

Суверенность - это самозначимость и независимость. Право страны самой определять смыслы своего развития, свои ценности и те определяющие идентификацию общественные этические нормы, образцы поведения, которые делают данную страну самой собой.

Никто не станет спорить, что современный мир развивается в условиях конкуренции - в том числе конкуренции за успех, за ресурсы, за возможность оказывать влияние на определение правил и норм поведения в современном мире. Каждая из конкурирующих сторон старается добиться признания тех норм и правил, которые наиболее раскрывают ее конкурентные преимущества.

Но не существует априорно общепринятых норм: если они и появляются, то только в результате признания их таковыми разными сторонами. Даже ценность человеческой жизни будет восприниматься по-разному в разных странах и разных цивилизациях.

Россия, бесспорно, является страной европейской культуры и европейской цивилизации. Проблема том, что не всегда расположенные западнее ее границ государства имеют сегодня отношение к классическим ценностям Европы - не только христианским, но и античным, не говоря уже о наследии эпохи Возрождения.

Российское государство вступает в свою "культурную борьбу" и, ведя ее, защищает не только нашу национальную самоидентификацию и культурный суверенитет страны, но и остатки собственно европейской культуры, носителем и хранителем которой сегодня остается Россия.

О культурном суверенитете России сегодня, в условиях непрекращающихся санкций и ультиматумов, нужно говорить громко, внятно и ответственно. Почему? Об этом пойдет речь далее. Но вначале - о сути самого термина.

Понятие «культурный суверенитет Российской Федерации» впервые было закреплено в Стратегии национальной безопасности РФ (2015) как фактор, способствующий «укреплению национальной безопасности в области культуры». Указан и механизм его обеспечения: «принятие мер по защите российского общества от внешней идейно-ценностной экспансии и деструктивного информационно-психологического воздействия».

Следует подчеркнуть, что культурный суверенитет - это не только составная часть, но и необходимое условие обеспечения государственного суверенитета.

Триада «суверенитет - идентичность - безопасность» - краеугольный камень любой государственности, неприкосновенная «пограничная полоса», защищающая национальные государства от трансграничной экспансии со стороны глобальных центров управления во главе с «мировым гегемоном» в лице США. Можно с уверенностью предположить, что в условиях кризиса современного миропорядка, чреватого реальным «столкновением цивилизаций» по сценарию С. Хантингтона, роль культурного фактора в обеспечении государственного суверенитета и национальной безопасности будет неуклонно возрастать, так как именно культуре принадлежит роль хранительницы цивилизационного кода нации, ее ценностного базиса.

Наиболее глубинным основанием культурного суверенитета нации является историческая память . На их органичную взаимосвязь указывал еще Н. А. Бердяев: «Благородство всякой истинной культуры определяется тем, что культура есть культ предков, почитание могил и памятников, связь сынов с отцами. Культура всегда гордится <…> неразрывной связью с великим прошлым. Культура, подобно Церкви, более всего дорожит своей преемственностью».

Благодаря решениям президента В. В. Путина и инициативам министра культуры В. Р. Мединского удалось преодолеть узковедомственный, утилитарный, отраслевой подход к культуре и перейти к новой, национально ответственной и ценностно ориентированной модели государственной культурной политики . Впервые за весь постсоветский период была сформулирована ее высокая историческая миссия, в соответствии с которой «государственная культурная политика признается неотъемлемой частью стратегии национальной безопасности», «гарантом территориальной целостности страны», а сама культура «возводится в ранг национальных приоритетов».

На значимость культурного суверенитета со всей отчетливостью указал, выступая на одном из расширенных заседаний Совета по культуре и искусству, Президент РФ В. В. Путин: «Мы все понимаем ту огромную роль, которую играет культура в развитии России, в укреплении ее авторитета, влияния в мире, да и в сохранении целостности нашего государства и национального суверенитета. Потому что если нет культуры, то непонятно вообще, что такое суверенитет , и непонятно тогда, за что бороться». По существу, здесь в заостренной форме утверждается основополагающая роль культуры в обеспечении национального суверенитета.

Эту мысль президент вновь подчеркнул в своем недавнем Послании Федеральному собранию от 20 февраля 2019 г., суть которой в том, что «без суверенитета нет России».

По мере того как западная массовая культура, сращиваясь с крупным бизнесом, вырождается в индустрию развлечений и «экономику удовольствий», а просветительская модель культурного развития окончательно вытесняется потребительски-досуговой моделью , у духовно и нравственно здоровых сил человечества возникает настоятельная потребность в иной культурной стратегии. Такой стратегии, которая не сопровождалась бы губительным нравственным регрессом, циничным торжеством низменных животных инстинктов, полным разрушением «Божественного замысла о мире», как мыслили наши великие предшественники миссию Человека на Земле.

Поэтому вполне закономерно, что культура все чаще становится сферой информационно-психологического противоборства, «вторжения без оружия», как говорили еще в советские годы. Не случайно западные лидеры неоднократно признавали, что холодную войну с Россией выиграла западная рок-культура.

Сегодня организаторы информационно-психологических войн нового поколения - ментальных войн, «войн памяти» - инициируют не только фальсификацию истории , но и фальсификацию культурных ценностей . В условиях распространения низкопробных «суррогатов» массовой культуры, скроенных по лекалам западных стандартов потребления, подобный «фальсификат становится не только подделкой подлинной ценности, он вытесняет последнюю и становится даже более востребованным…».

Общепризнанно, что глобальным производителем культурных фальсификатов являются США. Результатом многолетней американской политики «культурного империализма» является то, что отечественные и зарубежные ученые называют всеобщей «калифорнизацией» и «макдональдизацией» мира, культурой «тотального усреднения» личности.

Важно также подчеркнуть, что культурный суверенитет нации обеспечивается не только степенью ее защищенности от внешней идейно-ценностной экспансии, но и духовной крепостью внутреннего культурного пространства. И здесь, к сожалению, есть свои уязвимые «бреши» - то, что писатель Юрий Поляков метко окрестил когда-то «отчизнофобией за казенный счет».

К сожалению, сегодняшний теле- и радиоэфир (в том числе и центральные каналы) заполнен бессмысленными и навязчивыми «хитами», ставшими прибыльным бизнесом для ограниченного круга «творцов», их хищноватых продюсеров и проворных промоутеров. Коммерческий фактор активно препятствует формированию нового общенационального музыкально-песенного репертуара патриотической, военно-исторической тематики.

Как говорил когда-то, еще в дореволюционный период своего творчества В. Маяковский, «улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать». Сегодня у этой многомиллионной народной «улицы» нет и настоящего песенного «языка». Ведь невозможно себе представить наших соотечественников, собравшихся за дружеским столом, в походе у костра или в туристическом автобусе, исполняющими вместо задушевной песни абсолютно чуждый национальной мелодике «коллективный рэп».

Еще один культурный «фальсификат» постмодернистской выделки - бесконечные «ремейки» классических кинофильмов и литературных экранизаций, псевдоповторы выдающихся произведений советского искусства и образов исполнителей прошлых лет, превращающиеся в уродливые подделки, кощунственные, нередко оскорбительные пародии, разрушающие фонд общенациональной культурной памяти.

Неспособность создать нечто новое и оригинальное, равнозначное по силе духовно-эстетического воздействия прежним образцам, подменяется массовым засильем фальсификатов. При этом малоталантливая, но агрессивная поп-культура, вытесняя подлинную культуру, ослабляет духовно-творческий потенциал нации, ее нравственный иммунитет, а следовательно, и суверенитет.

Сегодня государство в лице Министерства культуры РФ оставляет за собой право не оказывать финансовой поддержки «творческим» проектам, порочащим собственное государство в угоду «западным партнерам». Это следует признать серьезным завоеванием в пользу суверенной культурной политики государства. Ведь чтобы понять масштаб духовной болезни некоторых «творцов», достаточно перечислить «говорящие» названия ряда признанных Западом «киношедевров», претендующих на якобы глубокие, «метафорические» обобщения: «Теснота» и «Кислота».

Именно такой видится Родина нашим «отчизнофобам» - духовным братьям многочисленных русофобов зарубежного покроя. Некоторые из них действительно талантливы, но, к сожалению, желание во что бы то ни стало понравиться «цивилизованному Западу», засветиться на престижных международных конкурсах - намного сильнее. Тем более, что у некоторых из них там есть «запасная Родина» - так, на всякий случай…

«С кем вы, мастера культуры?» - вопрошал когда-то прямодушный и мудрый Горький. «Зачем вы, мастера культуры? Почем вы, мастера культуры?» - как всегда прицельно и едко, развивая горьковский посыл, бьет по мишеням Юрий Поляков.

На этом фоне недавнее публичное заявление Дмитрия Быкова, претендующего, как и проворовавшийся, к несчастью, «гениальный» режиссер К. Богомолов, на роль нового «властителя дум», шокировало всякого честного человека в России не только своим цинизмом. Стремление нравственно реабилитировать законченного предателя генерала Власова и внести его в реестр «замечательных людей» - это еще и провокационный вызов нашей исторической памяти. Это, кроме всего прочего, и заведомый репутационный удар по моральному престижу издательства «Молодая гвардия» и авторитету действующей еще со времен М. Горького серии «ЖЗЛ». Но следует со всей ответственностью заявить: никакой коммерческий успех предполагаемого «сенсационного» издания не может быть нравственно и общественно оправдан. Общеизвестно, что в русском языке слово «замечательный» носит сугубо позитивный смысл. Поэтому публикацию в серии «Жизнь замечательных людей» опуса о ненавидимом народом предателе иначе как «ментальной диверсией» в духе «войн памяти», только уже развязанной не извне, а изнутри страны, не назовешь. Впрочем, изощренному стилисту Д. Быкову, обласканному, вопреки мнению огромной читательской аудитории, очередной престижной литературной премией, это, по всей видимости, только на руку. Ведь быть одним из лидеров «пятой колонны» в российской культуре в глазах Запада - весьма престижно и даже почетно. По всей видимости, страстно ожидаемые дивиденды не заставят себя долго ждать…

Президент России В. В. Путин неоднократно отмечал, что сфера культуры находится на переднем крае идеологического, информационно-психологического противоборства и глобальной конкурентной борьбы. Так, в ходе одной из встреч с представителями общественности по вопросам патриотического воспитания молодежи он подчеркивал: «Как показывает наш собственный исторический опыт, культурное самосознание, духовные, нравственные ценности, ценностные коды - это сфера жесткой конкуренции, порой объект открытого информационного противоборства, хорошо срежиссированной пропагандистской атаки <…> Это как минимум одна из форм конкурентной борьбы».

Подмена ценностей и смыслов - главное информационно-психологическое оружие, направленное против российской культуры в глобальной информационной войне против России. Российское военно-историческое общество осознает эту опасность в полной мере и ведет с ней решительную борьбу. Единая стратегия Министерства культуры РФ и РВИО как авторитетной общественно-государственной организации даёт свои позитивные результаты. На системной основе проходят научные конференции и круглые столы, посвящённые противодействию искажению истории Великой Отечественной войны. Значительное внимание уделяется мемориализации мест, связанных с именами выдающихся полководцев и героических защитников Родины, объектам историко-культурного наследия. Одним из приоритетов в деятельности региональных и муниципальных отделений Российского военно-исторического общества было и остаётся патриотическое воспитание детей и молодёжи.

Важнейшей функцией культуры является защита цивилизационного, ментального кода нации. В условиях мирового гуманитарного кризиса культура становится оружием духовной обороны . В этих условиях фальсификация истории Отечества, традиционных культурных ценностей и смыслов должна рассматриваться как серьезная и непосредственная угроза национальной безопасности. Этой отнюдь не мифической угрозе должен быть поставлен надежный общественный заслон.

Указ Президента РФ от 31 декабря 2015 года №685 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации». С. 39.

Бердяев Н.А. Философия неравенства. М., 2012. С. 271.

Стратегия государственной культурной политики на период до 2030 года. Утверждена распоряжением Правительства РФ от 29 февраля 2016 г. № 326.

Основы государственной культурной политики. Утверждены Указом Президента РФ от 24 декабря 2014 г. №808. Стратегия государственной культурной политики на период до 2030 года. Утверждена распоряжением Правительства РФ от 29 февраля 2016 г. № 326. С.5.

Выступление В.В. Путина на расширенном заседании президиума Совета по культуре и искусству. 3 февраля 2014 года, г. Псков.

Сараф М.Я. Безопасность национально-культурного пространства - необходимое условие устойчивого развития // Информационные войны. 2010. № 3 (15). С.96.

Филимонов Г. Культурно-информационные механизмы внешней политики США. М., 2012. С. 76.

Встреча с представителями общественности по вопросам патриотического воспитания молодежи 12 сентября 2012 года, г. Краснодар.

О. Е. Воронова, член Общественной палаты Российской Федерации, доктор филологических наук, профессор кафедры журналистики Рязанского государственного университета имени С. А. Есенина, член Российского военно-исторического общества

Обложка: https://www.livejournal.com/

Просмотры: 1044

1 Комментарий

Царенко Сергей Александрович / кандидат архитектуры (теория, история)

Подчёркивая, что триада «суверенитет – идентичность – безопасность» – это краеугольный камень государственности, а глубинным основанием культурного суверенитета нации является историческая память, русским и всем россиянам необходимо помнить, прежде всего, о династическом происхождении нашей традиционной государственности. Память об этом не означает непременного возврата к ситуации до марта 1917 г. – в ту реку, как говорится, не войти, да и последующие события как раз и показали трагические слабости русского монаршего дома, хотя и преданного, – однако речь о понимании династической сердцевины любой этнополитической и духовной самобытности. Историческая память о русской династической идентичности – это понимание того простого и неоспоримого факта, которому посвящена древнейшая отечественная летопись «Повесть Временных Лет»: многослойный и притом совершенно целостный текст в знаменитой «легенде о призвании» и тесно связанных с ней сообщениях свидетельствует, что династическая русь была (пра)славянской (династически старшей по отношению к собственно славянским династиям) этнокультурной группировкой материкового значения из двух «кельтических» миграционных линий – с Южной Прибалтики (северная, окняжившая земли с центром в Новгороде Великом) и с Дуная через Карпаты (южная, окняжившая земли с центром в Киеве; там-то «северный» рус Ольг, а не вымышленный нынешними литераторами «Хельги», обрёл «мать городов», – это была славянская «Кибела», аутентично КЫЯВА, или КЫЙ-ВѢЛА, т.е. «Божественная Русалка», местное почитаемое «воплощение» – ручей, известный теперь как Кыянка под Старокиевской горой; видимо, западной сакральной соперницей стала польская ВѢ-РША-ВА). Северная русь носила сословно-этническое прозвание «вáряги» (с первоначальным ударением на первом слоге), т. е. «защитники» (сакральный омоним – «стражи Великой Воды», или «воины Небесного Потока»; собственно «фамилия» Рюриковичи, что характерно, буквально – «соколята»). Как писал Адам Бременский (XI век), торговый путь «Из Варяг в Греки» начинался в Старграде; контролировался этот путь, в том числе, вáрягами с острова Руга или Руян (ныне Рюген). Об обеих частях древних руссов – совместных обладателях водных торговых путей в бассейнах Волги и Днепра, конечно, соперничающих родственниках – средневековые арабы красноречиво свидетельствовали как о двух «видах» руси (а также о трёх «группах» расселения руссов). В их среде были модными кельтские и германские имена, вооружение, а также восточные святыни и орнаменты – дань исторической памяти об их собственных древнейших предках (из кельтов, славян, алан, древних тавров и не только). В родовом пантеоне Владимира Крестителя скандинавских «кумиров» не было. Никакие скандинавы не имели ко всему этому отношения вплоть до начала ХІ в. (несмотря на признаки архаичной, древнейшей материковой лексики лоцманского назначения в названиях Днепровских порогов, зачастую искусственно трактуемых как якобы только германских, и конечно, несмотря на археологические артефакты, трактуемые как «скандинавские»). Лишь затем, со времени Ярослава Мудрого и шведской принцессы Ингигерд – княгини Ирины, прозвание варягов распространилось и на воинов шведского и иного происхождения, о чём, собственно, и писал автор (или составитель) Повести Временных Лет: «ѿ [от времени, т.е. не только и не столько от имени] Вáрѧгъ прозвашасѧ Рýсью, а пѣрвѣє бѣша [раньше назывались, подчёркивает летописец!] Словѣне. аще и Полѧне звахусѧ . но̑ Словѣньскаӕ рѣчь бѣ [язык у всех упомянутых – славянский]. По̑лѧми же прозвашасѧ . занеже в Полѣ [Поле – конкретный лесостепной регион!] сѣдѧху. ӕзыкъ Словѣньскыи бѣ имъ єдинъ [упомянутые – из одного славянского народа]», – цитируем с орфографией в редакции Ипатьевской летописи. А перед этим, после легенды о проповеди апостола Павла в Иллирии, записано важнейшее летописное свидетельство: «Словѣнескъ ӕзыкъ и Рускыи ѡдинъ», – славяне и русские – один народ… А теперь на Руси вот уже веками «доказывают», что древние русы якобы германцы, да ещё внематериковые – скандинавы, какая-то небывалая «шведская русь». А «доказывают» германоязычные академики с XVIII века, переворачивая содержание сообщения из Бертинских анналов и т.п. (где упомянутые представители народа Rhos, в понимании западного императора, как раз и противопоставлены «свеонам», – кстати, скорее именно «прибалтам», оказавшимся среди представителей Руси и вызвавших тем самым подозрение), и нынешние «знатоки», не служившие в армии, с аргументами типа «порядка у нас нет», с неправильным переводом нашего первоисточника. А в летописи-то шла речь о княжеском наряде – хозяйственном поручении, закрепившемся как термин именно в русских армейских уставах: сказано – летописцем от имени объединения северных племён – наряда у нас нет, для наряда нужен руководитель (в те времена – династ). Таким образом, материковое династическое достоинство славянской Руси – объективный факт, а священное историческое имя РОУСЬ, или РША, т.е. «Солнечная Живая Вода» – это МИРОВОЕ ДУХОВНОЕ НАЧАЛО под однокоренными сакральными именами РУСЬ и РОССИЯ. Они обладают неоспоримым этнополитическим первородством континентального и глобального уровня. Креститель Руси, привыкший объединять и развивать (а не «разделять и властвовать»), прекрасно понимал, на какие вселенские приоритеты претендует его народ. Сегодня – народ российский многонациональный, объединяющий многих, и только потомков русичей четыре культуры (белорусскую, карпато-русинскую, русскую, украинскую). И если, как сказано в статье, «фальсификация истории Отечества, традиционных культурных ценностей и смыслов должна рассматриваться как серьезная и непосредственная угроза национальной безопасности», то безоговорочно категоричные публикации с навязчивым упоминанием якобы «скандинава» Рюрика, как в энциклопедии «Древняя Русь в средневековом мире» (Институт всеобщей истории РАН, 2014), должны как минимум независимо рецензироваться научным сообществом и уж точно не оставаться вне критики.

Суверенитет и глобализация

Актуализация вопроса о суверенитете в эпоху глобализации – это столкновение двух разнонаправленных тенденций. Можно, конечно, говорить об их диалектической взаимообусловленности, тем более что она вполне реальна. Парадоксально выглядит столкновение на публичной арене интересов США и их европейских партнеров по вопросу о прокладке газопровода «Южный поток». Очевидно, что он выгоден европейским странам, но США настаивают на том, чтобы те приняли решение о его приостановке в ущерб своим экономическим интересам.

Странно, что американский закон FATCA, обязывающий банки, инвестиционные и страховые компании по всему миру раскрывать информацию о счетах американских налогоплательщиков и их компаний, распространяется на финансовые структуры за границей США. Ясно, что США шантажируют банки угрозой финансовых потерь: им грозит 30%-ный налог с любых транзакций через США и закрытие счетов в американских финансовых учреждениях. Но исполнение североамериканского законодательства за пределами США – это очень существенный повод говорить о суверенитете.

В случае, когда Россия вынуждает компании VISA и MASTERCARD претерпеть финансовые потери ради возможности работать на российском рынке, законные требования не выходят за рамки российской территории, хотя некоторые эксперты и признают, что требования чрезмерны. Интерес представляет мероприятие 22 апреля в украинской столице, когда североамериканский официальный гость Джо Байден «проводил встречу с украинским руководством, по сути дела, в формате главы государства на внутреннем совещании сидел во главе стола, и по бокам от него располагались украинские представители»2, как отметил глава российского МИДа С. Лавров. Все это не только дает почву для размышлений на тему о стратегии выстраивания национального суверенитета, но и уверенность в том, что это верное направление деятельной активности.

Видимо, можно говорить о том, что «игры с глобализацией», в которые все страны мира приглашались на условиях своей исключительности, заканчиваются. По какой причине это произошло – вопрос отдельный. Ясно, что глобализация уже не работает и как прикрытие, а на поверхность реальной мировой политики вышло банальное доминирование одной страны над другими.

Международные институты демонстрируют бессилие, ООН самоустраняется от необходимости развиваться, расти над отдельными странами, становиться глобальным арбитром, непредвзято и дипломатично, с сохранением лица всех участников конфликта интересов преодолевать конфликтные ситуации.

Международные глобальные организации (как еще один этаж давления доминирующей страны) просто «нависают» над странами, пытающимися защищать собственные интересы. Эти процессы вызвали к жизни как бы отправленный на покой образ суверенитета, и теперь можно с уверенностью говорить о том, что он все более востребован социумом. Социум формирует запрос на сильную суверенную элиту.

Социум, как совокупность усредняющая и упрощающая, идет по наиболее краткому пути мышления: если не так, как сейчас, то лучше пусть будет так, как было. Суверенизация, конечно, не лучший выход, но хотя бы какой-то ответ на то, что США отказались от роли глобализатора и перешли к простому доминированию. Понятие суверенитета стало той защитной реакцией, природа которой пока еще достоверно не установлена, но игнорировать ее уже невозможно. А хорошо всем известная тема политического суверенитета за последний год расширилась до целого семейства за счет активного обсуждения тем суверенитета культуры и суверенитета экономики.

Культурный суверенитет СССР и его утрата Российской Федерацией

Повышенный интерес к обсуждению проблем культурного суверенитета России возник после заседания (в октябре 2013 года) президентского Совета по культуре и искусству с участием Президента России В.В. Путина. В своем выступлении на этом заседании кинорежиссер Карен Шахназаров – один из самых талантливых и авторитетных создателей культуры недавнего прошлого и настоящего – дал следующую оценку состоянию культуры в России: «СССР, как известно, обладал не только полным политическим суверенитетом, но он обладал ещё и тем, что называется «суверенитет культурный». И если нам удалось сегодня вернуть политический суверенитет, с культурным суверенитетом, на мой взгляд, ситуация гораздо сложнее – в значительной степени он нами сегодня утерян. Некоторые могут сказать о том, что не бывает суверенитета культурного, культура всемирна. На что я бы ответил, что культура не имеет границ, но имеет корни. И весь вопрос вот в чём: следующее поколение, какое-либо другое поколение, через поколение, воспитанное уже в отсутствие культурного суверенитета или в иных культурных традициях, захочет ли оно вообще сохранять политический суверенитет страны? Вот это вопрос, который, конечно, весьма, на мой взгляд, остро стоит в современной России».

Насколько справедливо столь категоричное высказывание? Реально ли утрачен культурный суверенитет России. Насколько актуален подобный алармизм? К сожалению, актуальная культурная индустрия дает более чем достаточно оснований для обеспокоенности. К примеру, в отечественной анимации культурный суверенитет утрачен. Эксперты отмечают, что наша анимация уже целый век радует зрителей по всему миру, но выдающиеся мультфильмы, снятые в последние десятилетия, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Отечественное детское кино, по оценке К. Шахназарова, «погибло», так как нет уже режиссеров и сценаристов, специализирующихся на этом сегменте. Без анимации, детского кино, игр, ориентированных на корневые (по Шахназарову) образы культуры, фиксировать суверенитет культуры будет проблематично.

О. Свиблова, пользуясь метафорой импринтинга, показала, что возможность вести за собой подрастающие поколения через виртуальное пространство упущена: «Мы знаем из зоологии импринтинг утки: вот она идёт или за мамой-уткой, как только птенец вылезает из яйца, или за подушкой, если её встретит первой. Наши дети сегодня, хотим мы или не хотим, прежде всего, встречаются с тем, что находят в этом самом виртуальном пространстве».

Что же, по сути, выразил К. Шахназаров, говоря о том, что культурный суверенитет страны утрачен? Он сказал о том, что спустя 20 лет после ликвидации СССР, то есть после утраты им своего суверенитета, его культура прожила еще два десятилетия и к настоящему времени этот ресурс израсходован.

К. Шахназаров, как представитель советской культуры, как представитель определенной поколенческой страты (как и многие, выступавшие на Совете по культуре в поддержку тезисов директора «Мосфильма»), выразил переживания своего поколения, озабоченность состоянием близких этому поколению культурных образов. Сравниваемые им позиции в культуре, как явно, так и бессознательно, – это позиции советской культуры в пору ее расцвета и на нынешнем закате.

Эта точка зрения ясна и понятна, она может быть сочувственно воспринята многими. Но что в резолютивной части? Как следует из доклада, это принятие срочных государственных мер принуждения к воспроизводству образца культуры, который уже почти утрачен.

О теории и практике развития культуры

Насколько удачно согласуется анализ заявленной проблемы с мерами по ее разрешению, попробуем установить при помощи обращения к теории и практике развития культуры в современных условиях.

Научный аспект вопроса о культурном суверенитете и объяснение тенденций его динамики был освещен также недавно, в 2011 году, на страницах журнала «Вопросы философии». В.С. Малахов показал, что национальная культура и национальное государство оказываются неотделимыми друг от друга, но время расцветанациональных культур прошло, и уже к окончанию XX в. сложились условия, при которых суверенитет национальных государств в культурной сфере становится все более фиктивным. Что, правда, не останавливает растущих притязаний государства на обладание этим суверенитетом.

Допустим, но в развитии культуры эта черта наблюдается как в традиционном обществе, так и в обществе модерна и постмодерна: доминирующая поколенческая страта в полной мере признает культурой лишь свой культурный образец. Возрастная стратификация – одна из тех, что создают базисное основание воспроизводства человеческого сообщества7. Исток этой особенности – существование «подлинной культуры» и остального бескультурья – не в сословности, а в доминировании, то есть – во власти.

Далее, по Малахову, современные общества как таковые столкнулись с трудностями культурного суверенитета. Россия в этом не одинока. Автор полагает, что причина этого в развитии рынка поверх национальных границ. И с этим можно согласиться, поскольку рыночная коммуникация везде диктует разнообразие, укореняя потребительские отношения. Модус потребления, по Э. Фромму8, требует разнообразия, отсюда, к примеру, материальное поощрение местного этноразнообразия туристами, жаждущими удовлетворять свои потребности познания все новых и необычных стилей жизни.

Важно добавить, что этим стремлением движет потребность восполнить недостаток нонконформизма, образующийся в современных обществах. Интерес к нонконформизму вызван проникновением и разрастанием влияния власти во всех сферах жизни. Государственная власть претендует на территорию культуры в стремлении занять ключевые позиции контроля общественного сознания и соз-дает тем самым конформистскую среду, с одной стороны, и среду противодействия – с другой.

Развитая личность стремится к автономии именно в культуре, так как материальные пространства развития надежно контролируются сетями государственной инфраструктуры. Для личности путь к свободе остается только в культуре и творчестве. Выходит, что и государство, и личность расширяют пространство культуры в своих интересах, и культура остается в выигрыше.

В результате этого в развитых государствах объективно трудно стало насаждать свой суверенитет в культуре именно потому, что претензии власти на обладание данным суверенитетом стали входить в противоречие с аналогичными претензиями личности.

Стоит отметить главное: столкновение интересов государственной власти и личности за обладание суверенитетом над культурой и определяет характер противоречий в современном обществе. И в этом столкновении выигрыш какой-то из сторон не предрешен, поскольку глобализм, как мы помним, продвигался на волне протеста против давления на личность со стороны государственных структур.

На этой почве заключения экспертов о скором конце государственного суверенитета воспринимались с оптимизмом. Конец суверенитета и появление новых институтов глобального управления эксперты трактовали как новую возможность и основание для утверждения демократических прав и народного суверенитета в глобальном масштабе.

На практике нормы формирования культурного образца сегодня задает прогресс и широкое распространение цифрового контента. Его диапазон – от развлечения и образования до социального дизайна и военных технологий. Как пишет К. Родькин, цифровой контент сегодня фактически создает культурный суверенитет, который достигается не запретами и файрволами, а активным производством контента и развитием технологий.

Данные мирового производства свидетельствуют о том, что многие страны мира идут именно по этому пути, например, в странах Азии доля собственного контента составляет порядка 85% и основана на осознанном выборе аудитории. Это формирует серьезный «заслон», в частности, голливудским мультимедийным продуктам, в том числе фильмам.

Патриотические компьютерные игры

В России с 2010 года органы государственной власти стали больше обращать внимание на сферу цифрового контента, однако прорывных успехов здесь пока нет. В 2010 году статс-секретарь Минобороны Николай Панков высказал идею создать военные компьютерные игры, в которых дети бы играли «за русских, а не за американцев». В следующем году Президент РФ Д.А. Медведев предложил создать российскую версию популярной сетевой игры «World of Warcraft». Однако никто из производителей игр не стал участвовать в конкурсе на создание технического ядра этой игры, объявленном Министерством культуры РФ.

Аналогичные попытки предпринимали Минкомсвязи, Госнаркоконтроль (игры «Антинаркомания» и «Боец спецназа ФСКН России»), Минобороны (игры «Морской бой» и «Тетрис»). Однако качество цифровых продуктов оставляло желать лучшего, а само выполнение работ выливалось в сверхзатраты, вызывавшие бурные споры.

В то же время некоторые компьютерные игры на патриотическую тему, выпущенные без участия государства, показали удовлетворительные результаты по качеству и рыночному спросу. Это такие отечественные продукты, как «Правда о девятой роте», «Противостояние. Принуждение к миру» (по мотивам осетино грузинского конфликта августа 2008 года).

Популярностью пользуются игры «Казаки» (украинский производитель GSC Game World), «Операция «Багратион» (белорусский производитель Gamstream), а также клиентская онлайн-игра «World of tanks» (белорусский производитель Wargaming.net), получившая мировое признание как лучшая игра 2010 – 2012 годов.

Тема танковых баталий дает пример того, как может работать обратная связь общества и сферы производства культуры, пример успешного и интересного диалога экранных сфер культуры со своим адресатом. Игра «World of tanks» и кинофильм К. Шахназарова «Белый тигр» имели синхронно большой успех, поддерживая взаимный интерес и одновременно выполняя важную с государственной точки зрения патриотически-воспитательную работу с молодежью – привлекая ее внимание к теме Великой Отечественной войны, к теме войны и мира в целом.

И вся эта важная и нужная работа проделывалась на основе интереса, пробуждения внимания современными средствами культуры – средствами игровой, аудиовизуальной пропаганды.

Суверенитет отечественной кинокультуры

Что же касается современной отечественной кинопродукции, то практика и ее оценки не всегда совпадают. Не только отечественная развлекательная кинопродукция явно проигрывает сегодня мировому лидеру киноиндустрии – США (ежегодные кассовые сборы в России составляют в районе 85/15% в пользу североамериканской киноиндустрии). По этому срезу культурного суверенитета имеют место серьезные проблемы во всех странах (кроме Индии).

Однако в сравнении с другими европейскими странами отечественное кино пользуется наибольшей зрительской симпатией в абсолютном исчислении. Российские зрители идут на фильмы национального производства в массе своей охотнее, чем граждане других стран11. В расчете на 1000 жителей этот показатель снижается, но из-за того, что российская индустрия выпускает сравнительно мало кинолент (52 шт. – в 2010 г., 58 шт. – в 2011 г., 68 шт. – в 2012 г.).

Лидерами по интересу к национальному кинематографу (исключая США, разумеется) являются Франция и Испания, где такой эффект достигается благодаря большему, нежели в России, производству кинолент, а также в незначительной степени благодаря системе квотированного проката иностранного кино (в Испании минимальная доля проката продукции национального производства – 16% фильмов).

В качестве аналогичной меры поддержки отечественного кино в Государственную Думу РФ внесен законопроект «О кинематографии в РФ», по которому должны установить квотированный минимум в 20% отечественных кинолент в прокате, но эта пропорция 20/80% сложилась и естественным образом.

Довольно жесткая система квотирования действует в Китае, где кинотеатрам разрешено демонстрировать не более 34 иностранных кинокартин в год, отдавая при этом зарубежным студиям около 25% кассовых сборов.

Если говорить о мерах по укреплению суверенитета российской кинокультуры в сфере коммерческого проката, то они ограничиваются финансовой господдержкой производства отдельных кинолент. Популярность большей части этих кинолент отражает тезис киноэксперта Ж. Шапрона: «Сегодня фильмы, созданные по политическому заказу, обречены на провал».

Как правило, патриотизма громких российских кинопремьер последних лет российский зритель не оценил, несмотря на серьезные финансовые средства, которые государство вложило в их производство.

Успехом у массового зрителя отметился межгосударственный проект России и Белоруссии «Брестская крепость», в то время как военная эпопея – дилогия С. Михалкова «Утомленные солнцем-2: Предстояние» и «Утомленные солнцем-3: Цитадель» в прокате была встречена прохладно.

На Украине, как и в России, ситуация с патриотическим кино аналогичная: такие «громкие» премьеры украинского кино, как «Богдан Зиновий Хмельницкий», «Владыка Андрей», финансированные государством, принесли убытки прокатчикам.

Диалог культуры и государства

Вполне возможно, что государству принудительные меры культурного возрождения не только понятны, но и удобны. Однако не учитывается тот факт, что вместе тс советским культурным суверенитетом ушли в прошлое, стали достоянием истории также и методы диалога культуры и государства.

На заседании Совета по культуре эта мысль звучала. Ее высказал Р. Емельянов: «…мне показалось, что я сегодня услышал и часто слышу по поводу навязывания культуры. Я хотел бы предостеречь от этого. Потому что существует иллюзия, в частности, что если вдруг на каком-то популярном развлекательном телевизионном канале, который смотрят миллионы, вместо какого-то шоу начать показывать хорошие литературные чтения или «Лебединое озеро», то это станет намного популярнее, и эти миллионы будут смотреть то, что им предложат. Не будут они смотреть, к сожалению. Такая же тонкая на самом деле структура. Нужно пропагандировать – да, образовывать – да, каким-то образом пиарить – да, но навязывать… Навязывая, можно достичь совершенно обратного эффекта, отталкивающего».

Претензия государственной власти на гегемонию в культуре, стремление выстроить национальную культуру по моделям эпохи расцвета национальных культур не просто обречена на провал, она наглядно, на примере целого ряда стран СНГ, демонстрирует комичные примеры перепозиционирования национальной культуры, высвободившейся из-под гнета СССР, как древнейшей, богатейшей на всевозможные ключевые изобретения в истории человеческой цивилизации и оказавшей определяющее значение на ее ход.

Да, большинство национальных историй создавалось похожим образом, но именно сейчас, в эпоху информационной открытости, такое подражание выглядит комично.

Рыночное производство культурного продукта

В постиндустриальном мире производство культурного продукта и бизнес связаны неразрывно. Рыночно-ориентированное производство культурного продукта учитывает потребности и спрос, так как производственные затраты, инвестированные бизнесом, имеют своей целью возврат прибыли, а значит, весь механизм производствапотребления здесь также работает на базовом принципе эффективности.

Это производство, учитывающее вкусы, ожидания, предпочтения потребителя, выдерживающее модные тенденции, исследующее перспективные тренды, разрабатывающее все новые и новые технологии притяжения внимания все более требовательного потребителя.

Это сверхинновационная, интеллектуальноемкая индустрия. Знания о человеке в ней имеют наиважнейшие значение. Можно с уверенностью сказать, что индустрия киноконтента знает о человеке много больше, чем он сам. Эта индустрия создает огромный пласт культуры и уже имеет свою специфическую нишу в культуре, циклически воспроизводящую своего потребителя. Она дает образцы, модели, образы и методы самоидентификации, в том числе мимикрируя под национальные культуры.

Будучи мировым лидером, киноиндустрия США создает образы национальной культуры для репрезентации их всему миру, форматируя тем самым общественное сознание, навязывая всемирному зрителю национальные образы со своей точки зрения, при необходимости изменяя их от кинопроекта к кинопроекту. Имеет ли смысл для государства США поддерживать такую индустрию? Безусловно, да.

Защита ЮНЕСКО производителей культурной продукции

С недавних пор США оказываются едва ли в одиночестве в условиях подъема борьбы за рынки культурной продукции в целом ряде стран. Так, 20 октября 2005 г. Генеральная конференция ЮНЕСКО приняла («за» голосовали 148 стран при двух «против» – США и Израиль, и четырех воздержавшихся) документ о законности внутренних правовых мер, направленных на защиту местных производителей культурных товаров и услуг и культурно-досуговой деятельности.

Таким образом, США сегодня приходится держать удар по своей культурной гегемонии в мире. К. Брюнер утверждает, что США предстоит отстаивать свою позицию, доказывая необходимость и желательность либерализации торговли продуктами культуры. Глобальный прилив, смывающий государственный суверенитет, сменился отливом в сознании интеллектуалов, задумывающихся о том, чтобы как-то вернуть ощущение суверенной силы, хотя бы в лице государства.

Работать в соответствии со временем

Методы мотивации развития суверенной культуры, которые воспроизводятся продолжительное время в России и не демонстрируют очевидных успехов, обязаны своим происхождением бюрократической привычке ручного управления в условиях догоняющего развития.

Поэтому, чтобы патриотическая отечественная картина класса «Спасти рядового Райана» смогла повторить и превзойти успех и силу художественного воздействия этого голливудского фильма, недостаточно выпустить одну картину класса «Сталинград» Ф. Бондарчука. Для этого требуется конкурентная среда – работа разных творческих коллективов, соревнование доктрин, подходов, прочтений, стилистики десятка различных производственных студий. И, как показывает прокат и обсуждение фильмов «Белый тигр» и «Сталинград», аудитория таких картин только в нашей стране огромна, а потребность в кинопродукции такого плана – объективна.

Мало кого можно удивить согласием с тем, что крупная передовая страна нуждается в собственной производственной базе культурного продукта, это очевидно. Важно четко понимать: какая индустрия культуры адекватна времени, в какую культуру направлять ресурсы.

Государственная машина достаточно хорошо формирует представление о том, что было нужно, а не о том, что нужно будет. Громоздкие государственные институты переваривают прошлый опыт и мыслят категориями прошлого. Генералы полагают, что хорошо знают, как надо было воевать, разрабатывая стратегии для боевых действий ушедшей эпохи. Учителя умело учат тому, чему научили их самих, а учебные программы отражают прошедший образовательный опыт.

Традиция – это во многом позитивный проверенный опыт, цементирующий связи поколений, но, следуя в фарватере санкций государства, прогрессивные новации культуры в современном мире обречены на те темпы развития, которые этим государством задаются.

Показательным примером такого подхода служит проект внедрения в российские школы планшетов для учащихся, заменяющих учебники. В 2011 году глава компании «Роснано» презентовал прототип этого изделия Президенту России В.В. Путину, объявив, что его будут производить в России и уже в 2011 году начнут направлять в российские школы.

К настоящему моменту этот проект закрыт, несмотря на здравую идею и щедрое государственное финансирование. За то время, пока шло освоение средств и подготовка производственных мощностей, это устройство устарело, а многие школьники частным порядком применяют в учебных целях куда более прогрессивные аналоги.

Необходимость инвестиций в культуру

Если обратиться к мировому опыту по выстраиванию культурного суверенитета, то можно заметить, что политика в сфере высоких технологий и цифрового контента строится на поддержке не отдельных предприятий, а целых отраслей. Так, в Китае, сохраняющем еще политику запретов в сфере интернета, параллельно с 2005 года идет развитие Гуанджоу – региона, сфокусированного на данной отрасли и готовящегося наравне конкурировать с глобальными американскими компаниями.
Наверное, именно такие меры сегодня можно охарактеризовать как инвестиции в культурный суверенитет. Это сознательные инвестиции, которые необходимо отличать от сознательных убытков.

Культура должна воспроизводить культуру – это процесс производства, и производственных затрат не избежать. Если внутри страны нет субъектов, заинтересованных в инвестициях в культуру, то такие обязательно появятся извне. И состояние изученности работы индустрии культуры позволяет утверждать следующее: кто делает вложения в культуру, тот и запускает ее воспроизводственный контур. Это сознательные траты в расчете на формирование зависимости сознания от системы образов, на появление привычки восприятия и потребления продуктов индустрии культуры, которые обеспечивают прибыль в будущем – как в экономическом, так и в политическом смыслах.

По факту мы видим следующее: есть определенный современный модус восприятия действительности. Его закономерности известны, изучены и используются рыночными агентами – производителем и инвестором (заказчиком). Заказчиком выступает и государство. В России мы имеем картину того, что производитель культурного контента, работая на рыночного заказчика, может выпускать конкурентоспособный продукт, а работая на государственно заказчика, – допускает провалы.

За этим следуют версии:
– некомпетентность государства как заказчика культурного продукта, отвечающего интересам культурного суверенитета страны;
– объективная невозможность понять приоритеты развития культуры и как следствие – игра наудачу;
– осознанная политика заказа заведомо непопулярного контента, преследующая свои цели.

Компьютерные игры формируют сознание молодежи

Хочется думать, что по большому счету государство систематически не попадает в мейнстрим развития современной культуры, но мы показали, что в подходе к созданию компьютерных игр государственная политика может быть адекватна. Многие комментаторы этих новаций поспешили поиздеваться над попытками отдельных государственных ведомств создать игры по мотивам своей деятельности, но тенденция неотвратима: подрастающее поколение проводит до 35 часов в неделю (это почти полноценная рабочая неделя) за компьютером, общаясь в Интернете, потребляя цифровой контент, игры. Эти игры составляют значимую долю общения подростков, успехи в них повышают самооценку.

Компьютерные игры – это тот шлюз, через который сегодня формируется сознание молодежи непосредственно при помощи содержательного наполнения этих игр. Поэтому неудивительно, что государство хочет иметь свои инструменты влияния на формирование сознания молодежи. Это желание понятно, и экспертное сообщество с соответствующей профессиональной компетенцией, опытом способно показать, при каких условиях идея влияния на молодежь посредством игрового контента может быть реализована эффективно и в интересах российского социума.

Не само государство, а экспертное сообщество, шире – гражданское общество – это тот субъект, который имеет определенный интерес в развитии суверенитета современной ему, а не уходящей культуры; имеет гибкую структуру, адекватную стремительному прогрессу формы и содержания и средств распространения культурного контента, имеет знание о человеке и представление о методах наиболее эффективной концентрации внимания на значимых образах культуры.

Наконец, именно гражданское общество как проводник современной, суверенной культуры способно стать посредником в диалоге власти и личности, синтезе их разнонаправленных интересов в развитии общей культуры.

Суверенитет культуры в «Основах культурной политики РФ»

16 мая 2014 г. на интернет-портале «Российской газеты» появился проект «Основ государственной культурной политики». Планируется после общественного обсуждения представить этот документ на подпись Президенту РФ. В пункте II. «Цель, содержание и принципы государственной культурной политики» указано, что «цель государственной культурной политики – духовное, культурное, национальное самоопределение России, объединение российского общества и формирование нравственной, самостоятельно мыслящей, творческой, ответственной личности на основе использования всего потенциала отечественной культуры».
Суверенитет общества в целом, культуры (в частности) и личности здесь отмечен конкретно и недвусмысленно в качестве цели государственной политики.

Документ охватывает все сферы развития культуры, концентрирует внимание на необходимости решить острые проблемы с созданием условий для воспроизводства национальной культуры. Парадоксальным выглядит только заключение: «Достижение поставленных в «Основах государственной культурной политики» целей и успешное решение сформулированных задач невозможно в рамках существующей системы государственного управления». Это неожиданное резюме сводит на нет все положительное впечатление от текста документа: получается, чтобы утвердить эти «Основы…», необходима – ни много ни мало – другая система государственного управления. Это довольно решительное, но вместе с тем (будем исходить из реалий) стратегически невыполнимое предложение. Выходит, что «достижение поставленных в «Основах государственной культурной политики» целей и успешное решение сформулированных задач невозможно…».

Мы не склонны в полной мере разделять эту точку зрения, хотя признаем, что современные условия производят и новую культуру, которая востребует новизну и в системе управления. Сегодня на наших глазах зарождаются, апробируются и становятся обиходными многие новые (или обновленные) элементы системы обратной связи в управленческой системе.

Подвержен обновлению и механизм реализации суверенитета в культуре. Современные технологии опосредованного участия личности в общей политике, в экономических процессах, в создании своей культурной инфраструктуры инфильтруются в обычную жизнь без революционных преобразований.

Социальные технологии и культурный суверенитет

Социальные технологии работают, и их с успехом можно использовать в сфере культуры. Свидетельство тому – изменение принципов выделения средств для поддержки отечественного кино, произошедшее в 2013 году, которое позволило создать качественные кинопродукты и увеличить показатели доли отечественного кино в прокате до 16%.

В 2013 году в Министерстве культуры была запущена система открытой, публичной защиты кинопроектов – питчингов. Хороший потенциал в этом плане у конкурсной системы защиты сценариев, которую прорабатывает Фонд кино. Есть успехи в краудфандинге, например, народный проект «28 панфиловцев», который реализуется в условиях максимальной открытости.

Стратегия формирования культурного суверенитета, таким образом, ложится не только на плечи государства, что исключает монополию в оценке культурного продукта любым из субъектов (государство, общество, личность) совместного процесса суверенизации культуры. В такой модели предполагается и особенная форма отношений и взаимной ответственности между субзаказчиком – распорядителем финансовых средств, и исполнителем – производителем контента.

Во-первых, возникает необходимость в компетентном посреднике на стадии отбора проектов – профессиональные общественные объединения.

Во-вторых, необходим мониторинг выполнения обязательств. Наконец, в третьих, нужна оценка соответствия заказа конечному результату.

Перечисленные потребности в сфере новых отношений могут быть реализованы при задействовании существующих механизмов и институтов, а также при наличии режима максимальной прозрачности процедур.

Принципиальным здесь является то, что механизмом реализации идеи новой стратегии суверенизации отечественной культуры должно быть открытое публично-частное партнерство.